Читаем без скачивания Русский стиль - теперь мы банда[СИ] - Сергей Шведов

— Там я тропинку знаю верную, наискосок отсюда быстрее до моей деревни будет.

— Иззябнете, по росе идучи, — сказал старый цыган. — Вон мужик с чемоданом и девка с сумкой совсем босые. Вы особо не торопитесь по ночному делу, — посоветовал он и ткнул кнутовищем куда–то повыше туманной пелены. — Впереди стог прошлогодней соломы будет. В середке теплое кубло мы выгребли для наших, чтоб заночевать когда, если случится. Там и согреетесь после купания. И с рассветом домой потопаете, когда развиднеется. Ну, бывайте!

Некованые лошади бесшумно растаяли в тумане.

Внутри стога было тепло, как и обещал старый цыган, — солома прела и согревала стог.

— Дела–а–а, — судорожно икнул здоровяк, мацая свой кейс.

— Дела — у прокурора, а твои делишки дрянь! — вдруг прервала молчание девица.

Улыбчивый, сидевший в стогу спина к спине со здоровяком, почувствовал, как тот вздрогнул. Оба в первый раз услышали голос их невольной спутницы. У хрупкой, миловидной девушки был хриплый блатной баритон.

— Пересчитай бабки, ты, мордатый, тебе говорю! Пока нет того черта бородатого на коне, — деловито распорядилась девка, сухой соломой растирая мокрые ноги в продранных колготках.

— Как я их тебе в темноте пересчитаю? — окрысился на нее здоровяк. — В мобиле батарея села.

— Да хоть наощупь.

— Наощупь я с тобой бы поиграл, атаманша хренова! — огрызнулся здоровяк.

— Я у тебя кой–что скорей нащупаю — оторву и собакам выброшу, понял? Гони чемодан, сама пересчитаю! У меня мобила живая. Ни одному мужику не верю, все сволочи.

— Э-э, кума! Ты куда звонить надумала? Отберу телефон на фиг!

— Бабу свою дома учи.

Через полчаса в проеме теплого схрона засерело небо. На лице атаманши можно было явственно различить черные потеки туши — стрелочками от ресниц вниз по щекам. С первыми проблесками зари еще раз пересчитали деньги — три тысячи сто двадцать пять долларов и двадцать тысяч российских рублей с копейками.

— Делить по понятиям — честно! — приказала атаманша.

— Чего раскомандовалась тут? У меня пистолет между прочим.

— Я с твоим пистолетом в твоих же руках ловчее управлюсь, жлобина. Делай, как я сказала! А то звякну своим пацанам, они тебя в этой соломе и уроют.

Точно поделить на троих не получилось, улыбчивый согласился на чуть меньшую долю.

— А это кому? — здоровяк взял в руки статуэтку Свободы.

— Возьми себе орехи колоть, — посоветовал улыбчивый.

— У меня пока все зубы целые. Сам возьми свиньям бурду толочь.

Здоровяк сопел так громко, что из–за этого даже не было слышно, как у улыбчивого с голодухи бурчало в животе.

— Пора срываться, — сказала атаманша. — А то цыган сюда целый табор головорезов наведет. Не зря он нас сюда припрятал, чтобы не разбежались

— Не сцы, Маруся.

— Нашел себе Марусю.

— В Беларуси все Маруси.

Уже так рассвело, что было видно, как оборванная атаманша стаскивала с себя колготки. Из–под сбившегося подола на ляжке мелькнула большая синяя наколка от колена до паха — дракон с девкой на спине.

— Чего пялитесь? Разбегаться надо.

— Погодим чуток, — сказал улыбчивый. — Нехай туман рассядет, а там по петухам на мою деревню выйдем. Баньку стопим, подзакусим домашненьким. Тебе, красуля, переодеться бы в сухое да приличное. Платьишко твое совсем изорвалось, будешь разрисованными ляжками светить… Ай, чего там!

Он чуть замялся, затем решительно полез в свою торбу и принялся распаковывать газетные свертки. Протянул девке кроссовки.

— Не боись — сухие. Я кажную покупочку в полуэтиленовый мешочек пакую, а потом еще газеткой для верности обернул. Племяннице вез — размер сходный.

За кроссовками из торбы появилась коробочка с колготками, трусы, майка и спортивное трико.

— Может, и мне кой–чо перепадет на ноги? — пробасил здоровяк простуженным голосом. — А то босиком в автобус садится не солидно.

— На твой размер ничего с собою нет, — развел руками улыбчивый. — Я все на бабу да на девчонок своих понакуплял. А ко мне домой зайдем — я тебе старые сапоги отдам.

— Тоже мне еще — позориться.

— Не хочешь — ходи босой.

Когда меж свертками мелькнула головка «белой», здоровяк чуть слюной не подавился:

— Давай сюда, не жмись!

— Ай–и–ий! — насколько мог в тесноте широко размахнулся мужичок. — Не пропадать же добрым людям. Зато согреемся.

Из мокрой торбы один за другим стали появляться пакеты с магазинной снедью. Здоровяк, урча как кот, впился зубами в полбатона вареной колбасы.

— Ешьте–пейте, не жалейте! — радушно приговаривал улыбчивый. — Я теперь при таких деньжищах.

— Для дурака — так целое богатство, — поддакнул здоровяк.

Девка хмыкнула и приказала:

— Надо все гроши в одно надежное место перепрятать. Потом снова свое разберем. А то вдруг заглянет кто ненароком.

— Кто? — чуть не подавился здоровяк.

— Да те же пацаны местные, если не цыгане.

— Или пастухи, — подсказал мужичок.

Три пачки денег обернули в пластик, уложили до поры до времени снова в кейс, сделав на каждой пачке свою пометочку узелками.

Выпили, закусили, согрелись и неожиданно задремали в тепле.

3

Когда уже начали пробовать голос птицы, бандитская рожа цыгана с кудлатой бородой и серьгой в ухе заглянула в проем в стогу:

— Э, бродяги ночные, скоро скотину на луг погонят.

Цыган держал в руках щенка.

— Ваш будет?

— Забирай его себе. Приблудный, — поморщился здоровяк.

Атаманша порылась в своей сумочке и протянула цыгану нераскупоренную бутылку водки.

— Презент!

Цыган в три глотка осушил ее из горлышка.

— Дорогу показать?

— Сами знаем, дядя — сказала девка. — Ступай себе по–доброму.

— Дело ваше, — отвел плутливые глаза цыган, но уходить не торопился.

Спрятал глаза под кустистыми бровями и молча принялся набивать трубку. Беглецы тоже закурили свой подмоченный и кое–как подсушенный табачок. Все трое высунулись из соломы.

— За что себе медаль навесил, дядя? — спросила атаманша.

— Медаль — что надо.

Старик не пожадничал, а дал каждому рассмотреть свой блестящий амулет. Это была затертая партизанская настольная медаль еще с войны с французами 1812 года.

— На старой панской усадьбе склеп как–то по весне размыло. Еще при поляках дело было. Мне от деда досталась, а ему от отца его. Заговоренная — ни нож, ни пуля не берет. Кто носит — тому только сыновей приносит.

— Золотая, — попробовал ее на крепкий зуб здоровяк.

Цыган выбил трубку о каблук, сплюнул и пошел к стреноженной лошади, хрумкавшей овес из торбы на морде.

— Падла буду, он все знает, — прошептала атаманша. — По глазам прочитала.

Ей не ответили.

— Мужики называются, тоже мне… — прошипела девка. — Нельзя его отпускать.

— Ты, шкура лагерная, сухой выкрутишься, — огрызнулся здоровяк. — А нам мокреть ни к чему.

Рука атаманши проворно скользнула в карман его плаща.

— Не балуй. Баба с пистолетом хуже обезьяны с гранатой.

В ответ девка молча пнула его коленом в лицо, передернула затвор пистолета, зажав оружие между ног, чтобы не было слышно лязганья металла, и выкатилась из стога.

— Дядь цыган, погодь!.. Поблагодарить надо за все хорошее, — приветливо сказала она, пряча пистолет за спиной.

— Так уже отблагодарила водочкой.

Цыган неторопливо снимал с лошадиной морды торбу с овсом и успел лишь удивленно вздыбить кустистые брови, когда пуля цвенькнула по золотому медальону на груди. Грузно осел, а потом повалился на землю. Лошадь осторожно переступила тело, потом ткнулась влажными губами в лицо распростертого на земле хозяина.

Девка шлепнула ее пистолетом по холке:

— Но — пошла!

Лошадь со спутанными ногами, неловко взбрыкивая, скрылась в тумане.

Девка наклонилась над неподвижным телом, всмотрелась в лицо цыгану и вслушалась в его дыхание. Потом сорвала с груди пробитый амулет, сунула в сумочку и вернулась к стогу, откуда на нее испуганно смотрели злосчастные спутники.

— Эй там! Киньте мне чемодан с деньгами, а то постреляю всех, подпалю солому и поджарю вас в ней нахер!

— Эта подпалит… — боязливо подтвердил улыбчивый.

Здоровяк торопливо выбросил ей кейс. Девка переложила деньги и статуэтку в свою сумочку.

— Эй, мужичок деревенский! — она швырнула в сторону стога несколько бумажек. — Держи себе за доброту душевную на разживу по хозяйству. Ты — душа щедрая. На таких мир стоит и конкретные пацаны кормятся.

И ходко потопала в новых кроссовках к далекому оврагу, за которым пряталась дорога. Мокрый от росы щенок боязливо тявкнул и нерешительно увязался за ней. Девка так отпихнула его ногой, что тот отлетел далеко в кусты и долго там жалобно скулил.